XI Премия Егора Гайдара. Интервью с Ксенией Юдаевой
- Вкладка 1
В номинации «За выдающийся вклад в области экономики» представляем Ксению Валентиновну Юдаеву.
Ксения Валентиновна является заместителем Председателя Центрального банка РФ и курирует многие важные вопросы экономической политики России, как, например, установление официальных курсов иностранных валют по отношению к рублю, мониторинг рисков в развитии мировой экономики и оценка их влияния на финансовый сектор РФ, развитие международного сотрудничества и общественных коммуникаций, координация взаимодействия с ОЭСР и ВТО. Также, Ксения Валентиновна непосредственно координирует и контролирует работу Департаментов финансовой стабильности, статистики, исследований и прогнозирования, международного сотрудничества, анализа рисков, обработки отчетности, статистики и управления данными.
— Что для Вас означает фигура Егора Гайдара?
— Егор Гайдар — это ярчайшая звезда моей студенческой молодости. Помню, как на первых курсах мы читали его статьи в журнале «Коммунист» - много было непонятно, но очень интересно. И потом он был, конечно, ярчайшим политиком того времени. В более поздние времена мы были лично знакомы, я, конечно же, читала его книги, общалась с ним. Для меня это всегда был человек, которого отличала бесконечная эрудиция и глубокое понимание экономических проблем.
— А что Вы считаете особенно важным в современной экономической науке и ее преподавании студентам?
— Мне кажется, очень важным показать студентам, что экономическая наука не какой-то мертвый абстрактный предмет, который неприложим к реальности. Принципы экономической науки работают, но при этом экономика изменчива, поэтому все время появляются, с одной стороны, новые институты, с другой стороны, новые теории, которые описывают поведение людей, ситуацию в экономике в связи с тем, как она эволюционирует. И что за всем этим нужно следить, и тогда то, что люди выучат в институте, будет им полезно всю жизнь и поможет правильно ориентироваться в экономической ситуации, ситуации на финансовых рынках.
— Что должен учитывать современный экономист в своей практической работе сегодня?
— Все то же самое, о чем я говорила выше применительно к обучению студентов. У нас экономическая ситуация очень сильно меняется и нужно уметь применять те принципы, которые мы изучили, для текущей ситуации. Например, два года мы находимся в очень нестандартной ситуации экономического кризиса, вызванного неэкономическими причинами. Но это не значит, что для разработки мер экономической политики, мы не можем опираться на какие-то стандартные экономические категории. Наоборот, именно опора на стандартные простейшие категории, такие как агрегированный спрос, агрегированное предложение, позволяют описывать текущую ситуацию и вырабатывать меры экономической политики.
Другое дело, что сейчас нельзя использовать исторические зависимости, просто продлевать те тренды, которые мы видели до ковида. Нужно делать многочисленные предположения, новые оценки, и на них строить свою политику. Принципы работают, но требуется более творческий подход, чтобы квантифицировать описание того, что происходит.
— Насколько экономический опыт одной успешной страны может быть использован в качестве примера для развития другой?
— Бенчмаркинг - это стандартный подход. Его активно используют и страны, и компании. Все страны разные, но там же работают законы физики, химии. Почему мы считаем, что законы экономики не должны работать? Поэтому при разработке политики лучший опыт, бенчмарки всегда используются. Но когда этот опыт применяется к своей стране, конкретные решения нужно модифицировать с учетом ситуации. Возьмем опыт Центрального банка. Мы вводили несколько лет назад инфляционное таргетирование, и тогда мы выбрали цель 4%, а не 2, как во многих странах с развитыми экономиками, не 3, как в некоторых странах с развивающимися рынками, но с более развитыми на тот момент, чем у нас. Почему мы так решили? Потому что мы достаточно долго рассматривали ситуацию со всех сторон и увидели, что для нашей экономики в ее текущей ситуации такая цель больше подходит.
Или другая тема — макропруденциальное регулирование. Оно во многих странах существует, все более широкое распространение получает, но кое-где оно развито, прежде всего, в ипотеке, а в нашей стране главные проблемы — на рынке необеспеченного потребительского кредитования, поэтому мы разработали меры макропруденциальной политики именно для этого рынка, в первую очередь.
— Какие основные проблемы сейчас стоят перед российской экономикой?
— Основные проблемы все-таки не экономические. Основная проблема для всех нас — это закончить пандемию, справиться с ковидом, чтобы не появлялось новых штаммов, чтобы наконец-то мы могли не беспокоиться за здоровье людей и снять различные ограничения. Это главная задача и для нас, и для других стран мира.
Если переходить к конкретным мерам экономической политики, для Банка России сейчас очень серьезно стоит проблема инфляции. Мы занимаемся таргетированием инфляции и инфляция сейчас существенно выше цели. Мы знаем, что в некоторых странах, прежде всего, в странах с развитой экономикой, центральные банки говорят, что все это временно, вызвано шоками со стороны предложения, поэтому центральные банки могут не реагировать на эту ситуацию. В нашей стране мы видим, что это уже далеко не совсем так, что инфляционные ожидания очень сильно выросли. И это само по себе порождает вторичные эффекты для экономики. Поэтому мы, конечно же, должны ужесточать свою политику для того, чтобы стабилизировать инфляцию, инфляционные ожидания, чтобы предотвратить вторичные эффекты, и этим мы занимаемся.
В чем собственно опасность? Она может быть связана с тем, что инфляция станет более устойчивой. Кроме того, опасность может быть и в части риска финансовой стабильности. Например, мы видели до недавнего времени, что из банков уходили депозиты, соответственно, база ликвидности банков снижалась. Это, конечно, со временем могло бы привести к рискам финансовой стабильности, если это не остановить. Или другой пример. На рынке жилья мы видели, что люди брали ипотеку просто потому уверены, что цены будут и дальше расти, они не успеют купить по более низким ценам. Тем самым многие брали на себя повышенную долговую нагрузку. Это тоже могло бы создать риски. Поэтому из этих соображений, но также из соображений экономического роста, потому что более высокая инфляция долгосрочно снижает инвестиционный горизонт, наша задача сейчас — это вернуть инфляцию к цели.
— Скажите, что, на Ваш взгляд, изменила пандемия в российской и мировой экономике?
— Я думаю, что наметилось несколько трендов. Первый тренд - движение на бОльшую цифровизацию и на бОльшую удаленную работу. Наверное, люди не будут удаленно работать в тех же масштабах, как во втором квартале прошлого года, но все-таки это будет гораздо более распространенный способ работы, чем было до ковида. Такое изменение может иметь существенные последствия не только для самих этих секторов, но и для всякого рода смежных секторов экономики. Например, может отразиться на спросе на компьютеры и другое оборудование, связанное с тем, чтобы работать из дома. Скажем, на камеры для того, чтобы записывать видео дистанционно или участвовать дистанционно в конференциях.
С другой стороны, изменится спрос на офисную недвижимость и способ организации офисного пространства. Наверное, изменится спрос на поездки, особенно бизнес-поездки, потому что сейчас уже выработались различные практики, как проводить конференции дистанционно или в гибридном формате. И возможно, в будущем от всего этого мы не откажемся. Естественно, это изменение требует большего внимания к киберрискам и к тому, чтобы поддерживать информационную безопасность.
Есть и другие тренды, которые, возможно, не будут перманентными, но, могут быть достаточно длительными. Сейчас компании, столкнувшись с дефицитом, отходят от принципа just in time и переходят к принципу just in case. В текущем моменте это означает, что они делают больше запасов. В будущем это может сказаться, на изменении локализации производства. Будет больше диверсификации. Многие сейчас говорят о локализации некоторых производств у себя в стране для того, чтобы снизить риски. Следовательно будут существенные последствия для структуры экономики. С точки зрения финансовой стабильности будет одно достаточно неприятное последствие. Это более высокие долги у многих компаний и стран.
— Сейчас уже говорить о переходе к постковидной экономике не приходится, верно?
— Да, сейчас, конечно, рано говорить о постковидной экономике. К сожалению, как я уже сказала, совсем уже о постковидной экономике мы сможем говорить, когда ковид закончится или перестанет быть такой существенной проблемой для экономики. Сейчас мы видим, что экономика прошла некую первую стадию, стадию спада, находится где-то в стадии восстановления, где-то восстановление близко к своему завершению. Например, в России мы считаем, что если не брать нефтяной сектор, то российская экономика вернулась не только в доковидный уровень, но и в доковидный тренд.
Страны с развитой экономикой близки к этому. Многие страны с развивающимися рынками или совсем бедные страны все-таки существенно отстают. Часто это связано с вакцинацией. Во многих странах, где темпы вакцинации низкие, к сожалению, они не могут быстро восстанавливать свою экономику. Но, кроме того, мы сейчас видим логистические нарушения, видим серьезные изменения на рынке труда. Во многих местах безработица высокая и одновременно дефицит рабочей силы большой. Т.е. есть довольно много разных проблем, которые говорят о том, что экономика, безусловно, еще не постковидная. Она имеет много диспропорций, связанных именно с ковидом.
Если говорить о будущих рисках и будущих возможностях, с другой стороны, мы видим также формирование двух новых трендов. Первое, это так называемая зеленая экономика, политика декарбонизации, перехода к нулевым выбросам углерода и других парниковых газов. Эта политика, с одной стороны, необходима для борьбы с глобальным потеплением, для того, чтобы предотвратить другие, более серьезные риски. Но с другой стороны, конечно, если этим процессом не очень хорошо управлять, он сам может создавать серьезные риски. И для компаний отдельных, и для стран. Наибольшее беспокойство вызывают опять-таки бедные страны, страны с развивающейся экономикой. Потому что они могут не получать достаточно инвестиций для своего развития в этой ситуации. Если эти страны являются поставщиками каких-то ресурсов, то они могут пострадать, существенно отстать в своем развитии. На все это, конечно, нужно обращать специальное внимание.
Еще один тренд, который нас волнует, прежде всего, как регулятора, это цифровизация финансового рынка, появление разного рода цифровых финансовых активов, криптоактивов. И здесь мы понимаем, что есть и плюсы, и минусы. Плюсы, конечно, в том, что всегда технологическая революция дает возможности для существенного повышения эффективности, доступности услуг, снижения стоимости и так далее. Но, с другой стороны, она также создает и новые возможности для регуляторного арбитража, мисселинга и прочих негативных последствий. И мы видим сейчас, что одно из основных проявлений финтехреволюции, появление так называемых криптовалют. Там очень большая волатильность и, конечно, есть риски для населения, связанные с этой высокой волатильностью. Конечно, есть так называемые stablecoin, и они вроде бы формально не должны быть волатильными. Но в отношении стейблкойнов американские регуляторы начинают выражать очень серьезное беспокойство, потому что непонятно, почему они стейбл, и насколько они стейбл. Потому что у них очень странные резервы. Они совершенно не обеспечены. Их стабильность легко может быть подвергнута сомнениям, они легко могут не выполнить какие-то свои обязательства. И все это, конечно, вызывает много вопросов и требует серьезного внимания регуляторов и изменения регулирования, которое бы устранило формирующиеся на этом рынке серьезные риски.
— На Ваш взгляд, какие вызовы уже в постковидное время могут быть в российской и мировой экономике?
— Мне кажется, я уже частично ответила. Давайте еще раз я все это суммирую. Первое, изменение структуры экономики под тренды, связанные с цифровизацией, с удаленной работой, климатическая повестка, отдельно для регуляторов цифровая повестка в финансовом секторе. Из того, что я не назвала, сейчас наметился тренд на деглобализацию. Желательно совсем не уйти от глобализации, потому что глобализация принесла довольно много положительного для глобальной экономики, для глобального экономического роста. Еще один момент, больший учет соображений безопасности компаниями, переход от just in time к just in case. Это также меняет структуру спроса. Я думаю, что будет много серьезных структурных сдвигов. Все это нужно учитывать с точки зрения экономической политики. Это также означает, что нужно будет больше внимания уделять структурной политике, чтобы позволить этим изменениям произойти максимально быстро и спокойно, и получить больше выгод от них, чем каких-то проблем.
*Фонд Егора Гайдара уважает мнение, выраженное в этом интервью, но может его не разделять.