«У России открыты два пути»
- 1
16 декабря исполняется шесть лет со дня смерти великого экономиста и реформатора Егора Гайдара. Мы публикуем фрагменты интервью, данного им в 2003 году и ставшего основой документального фильма Павла Шеремета «Егор Гайдар. Окаянные дни» (2011).
[О распаде Советского Союза]
Я твердо знал, что никакого Советского Союза как реальности уже с конца августа 91 года не существует. Ну как может существовать государство, Центральный Банк которого не контролирует денежную эмиссию на своей территории? Когда Центральные Банки республиканские печатают деньги по усмотрению. Такого государства не бывает!
Да, неизбежно возникает ностальгия, да, хотелось бы, чтобы все это было не так. А люди не дают себе труда подумать, вот а как конкретно, а что будет, а что будет после этого. Хорошо, не встретились в Беловежской пуще, не подписали соответствующие документы, не перевели ядерные силы под контроль России, не обеспечили начало хоть какого-то упорядоченного контроля за распадающимися ресурсами сверхдержавы, не начали процесс разделения банковской системы – ну, сколько, вы думаете, в таком состоянии вообще безвластия страна могла еще просуществовать? Вообще просуществовать? Ну, до какого-то момента, когда какой-нибудь майор, не знающий вообще, кто у него начальник, не начал бы неконтролируемых действий с тем потенциалом вооружения, который находится у него под рукой.
Странная иллюзия, что вот было что-то хорошо, все работало, все функционировало, а потом пришли какие-то странные люди и начали какие-то реформы. Причем вот так странно начали. Ничего более далекого от реальности нет. Было быстро, на глазах разваливающееся здание старого государства и старой экономической системы, и нужно было успеть, пока этот весь завал еще окончательно не обрушился, из-под него вытащить все, что есть, и хоть как-то организовать новую жизнь.
[О Борисе Ельцине]
Я относился к Ельцину в 90-м году с надеждой и настороженностью. Да, было видно, что в нем есть огромный управленческий потенциал. Было видно, что, в общем, видимо, он действительно за демократию и свободу. Но вместе с тем все, что он говорил про экономику, было абсолютно непонятно. И было совершенно неясно, как вот этот потенциал будет использован и куда он развернется. Ведь это же действительно был один из первых экспериментов с российской свободой.
Ему очень нравилась та команда, которая пришла вместе со мной в правительство. Она была действительно молодая. У него было, видимо, чутье, он понимал, что эта команда движима не желанием что бы то ни было получить от власти, а желанием действительно что-то сделать в стране.
[О событиях 3 октября 1993 года]
События 3 октября были полной неожиданностью для власти. Я-то это, слава богу, знаю не понаслышке. Я был на совещании у Ельцина утром 3-го, мы докладывали о результатах поездок по регионам. И вопрос о том, что в Москве сегодня могут быть крупные массовые беспорядки, переходящие в угрозу блокады Белого дома, не обсуждался.
Я знал о силовых структурах и понимал, что ничего не сдвинется с места. Сколько бы кто ни говорил, сколько бы кто каких приказов ни давал, сколько бы кому Ельцин ни звонил – ничего не сдвинется с места, если мы не переломим картину ситуации в Москве. Неужто вы действительно считаете, что мы, люди, которые по-другому представляют будущее нашей страны, наши цели, должны были тогда сидеть по домам и ждать, когда они возьмут Останкино, потом на их сторону переметнутся как на сторону победителей войска, потом возьмут Кремль и установят там свой коричневый порядок в России? А мы будет сидеть и ждать, кто же нас не защитил?
[Об уходе из правительства]
Я сегодня очень хорошо знаю, что по принципиальным вопросам мы были правы, и главная наша проблема состояла в том, что мы шли на слишком много компромиссов, отступая под давлением обстоятельств, политики, президента, большинства Верховного Совета, на слишком много компромиссов и отступлений в проведении той линии, которая была абсолютно верной стратегически.
Был реальный выбор, вот когда теперь за все это дорого заплачено, быстро-быстро, всерьез, решительно к экономическим и политическим преобразованиям. Все, ради чего, собственно, мы боролись с 91-го года. Была и другая линия, которая говорила, что не надо, надоели народу эти реформы. Побольше имперскости, государственного регулирования, кулак показать, шпорами побряцать, силу продемонстрировать нового нашего государства, которое теперь функционирует. И, в общем, в этой полемике те, кто разделял мои взгляды, не выиграли. Именно поэтому тогда в январе я ушел в отставку.
[О будущем]
У России открыты два пути. Россия может, пройдя вот эти тяжелые годы, накопив опыт – опыт демократии, ошибок своих собственных, научившись на них, провести тот набор преобразований, который позволит постепенно России пойти по тому пути, по которому идут другие постсоциалистические страны – та же Польша, или Венгрия, или Чехия, скажем, или Словения. Стать нормальной цивилизованной европейской страной – сначала бедной, потом постепенно богатеющей. А может страна закружиться в своих печалях, поверить в мировой заговор, начать ловить врагов, искать врагов в инородцах, попытаться пойти по тому пути, по которому Германия пошла после Первой мировой войны, а не после Второй. Вот первый выбор возможен, и второй выбор возможен. А все зависит от нас.